Псалом Давида,
когда он бежал от Авессалома, сына своего

Господи! как умножились враги мои!
Многие восстают на меня;
многие говорят душе моей:
«нет ему спасения в Боге».
Но Ты, Господи, щит предо мною,
слава моя, и Ты возносишь голову мою.
Гласом моим взываю к Господу,
и Он слышит меня со святой горы Своей.
Ложусь я, сплю,
и встаю, ибо Господь защищает меня.
Не убоюсь тем народа,
которые со всех сторон ополчились на меня.
Восстань, Господи!
спаси меня, Боже мой!
ибо Ты поражаешь в ланиту всех врагов моих;
сокрушаешь зубы нечестивых.
От Господа спасение.
Над народом Твоим благословение Твое.

 

Царь Давид

Об историческом контексте 3-го псалма, говорить, пожалуй, не стоит, он всем хорошо известен, и ясно звучит в надписании: «Псалом Давида, когда бежал он от Авессалома, сына своего», а вот о музыкальной гармонии «хвалы» хотелось бы немного сказать.

Наверное, каждый замечал за собой, как бывает, когда строчка из песни «привяжется» и поет и поет, и изгибает весь мир под себя – так что и готов ей уже поверить, так же застрянет внутри строчка псалма, услышанная однажды. Слова из третьего псалма накрыли меня как-то на вечерней службе, и с тех пор не отпускают: „Воскресни, Господи, спаси меня Боже мой».

Я могу вслушиваться в них бесконечно, и они вслушиваются в меня. Здесь ветхозаветный смысл «восстань» (встань, восстань от сна, восстань из «долготерпения», промедления, восстань, чтобы помочь!) и новозаветный (воскресни из мертвых) существуют параллельно и не противоречат один другому, но вытягивают те линии натяжения, на которых подвешен мир.

Об этой особенности псалмов говорит Григорий Нисский, как об инструменте Давидовом и струнах, они натянуты ровно настолько, чтобы не лопнуть, но и не провиснуть в пустоте. Это песня – о «согласие всей твари с самой собою», причем знаем ведь, что и человек, и вся тварь при этом «стенает и мучается в ожидании искупления своего».

Что узнаем из этого внутреннего натяжения между человеком и божьим миром? Именно во время наших испытаний, когда все струны натянуты так, что звенят, но не рвутся, мы слышим чистый звук того, «как небо творится на земле». Как помните, предчувствие невидимого в пасхальной песне «Светися, светися, новый Иерусалим».

«Господи, что так умножились враги мои? многие говорят душе моей: «нет спасения ему в Боге его». Вот время, когда каждого из нас преследует его собственный сын Авессалом, красота его странная, «волосатая грехами». И тут евангельское, «враги человеку домашние его». Пророк не воюет с грехами, он бежит от них. Сказал ли Давид хоть одно худое слово о своем сыне? – Нет, мы слышим только его плачь: Авессалом! Авессалом! И как же побеждает он, запертый в пустыне своим собственным грехом?

«Воскресни, Господи, спаси меня…», — в этом уподобление Творцу, когда Бог не восстает сразу из своего «долготерпения и сна», не крушит врагов направо и налево, а медлит, пребывает в своей милости и верности человеку, так и мне, спящему, дается шанс «проснуться» и так же, в своей верности Богу, не воюя и не бунтуя, врастать в «невидимое Божье». Чтобы каждый божий день совершалась незримая Пасха.
На этом и закончу.

Юрий Бутерус, июнь 2020