Понятие экуменизма для кого-то стало символом всехристианской любви и открытости, для других, напротив, — последних времен и всеобщего богоотступничества. И те, для кого экуменизм — знак духовного обновления мира, и те, для кого он — «печать антихриста», окажутся в немалом затруднении, если проявить настойчивость в выяснении того, что же они в строгом смысле под этим явлением понимают. Отвлекаясь же от эмоций, экуменизм с православной точки зрения можно обозначить как понятие, определяющее отношение Восточной Церкви к иным религиозным деноминациям.

Недавно введенный термин суперэкуменизм применим к прецедентам «подключения» православных к диалогам инославных христиан с представителями нехристианских религий с целью поиска всех устраивающих «общих знаменателей». Нам практически неизвестен случай, когда христианские участники (они же всегда инициаторы) подобных межрелигиозных встреч, конференций и симпозиумов (с иудеями, мусульманами, буддистами, индуистами и т. д.), руководимые, как кажется, самыми благими чувствами, не находили бы в них повода для столь серьезных компромиссов (которые ищут всегда именно христианские суперэкуменисты, но никогда не инорелигиозные), что создается неопровержимое впечатление, что целью суперэкуменических встреч является нахождение наиболее «демократической», «интеллигентной» формы отречения от Христа и Его Церкви, а потому данное явление следует именовать как-то по-другому, ибо оно относится не столько к экуменизму, этимологически означающему «вселенскость», сколько, если называть вещи своими именами, к апостасии1.

Более «каноничными» пока еще остаются попытки разрешения противоречий между Восточной Церковью и западными деноминациями, которые проводятся либо «соборно» — например, в рамках совещаний и конференций Всемирного Совета Церквей, либо в виде диалогических консультаций одной из Восточных Церквей с одной из западных деноминаций (вспомним хотя бы о длительной истории православно-англиканского или православно-старокатолического диалога, о встречах представителей Московской Патриархии и Ватикана). Назвать экуменизм и этого уровня апостасией можно лишь с позиций Русской Зарубежной Церкви, греков-старостильников и т. д., ибо, во-первых, при всех несхождениях христианских конфессий, то, что их объединяет друг с другом и отделяет от религий нехристианских (вера в Святую Троицу, Творение, Боговошющение, Искупление, Воскресение и все домостроительство спасения по догматам Вселенских Соборов, а также в боговдохновенность Священного Писания), бесконечно больше того, что их разъединяет, а, во-вторых, идея христианского единения заключена уже в Евангелии и потому может рассматриваться как стремление к осуществлению заповеди самого Основателя христианства (ср. Ин 13:35; 17:11,21 и др.)2.

К сожалению, однако, практическую результативность межконфессиональных диалогов в целом и для их православных участников в частности затруднительно признать значительной, ибо «сверху», как правило, конфессии не объединяются, а «теория» экуменизма вступает в противоречие с практикой межконфессиональных отношений, в коих решительно преобладает дух прозелитизма. Экуменизм, который мы бы обозначили условно как экуменизм внутриправославный, относится к явлениям сравнительно недавним, но, как представляется, для Восточной Церкви едва ли не наиболее перспективным: речь идет о движении в направлении «возвращения» к древней неразделенной Церкви через почитание ее святых — как восточных, так и западных.

Одной из ключевых фигур этого внутриправославного экуменизма был вселенский чудотворец XX столетия архиепископ Иоанн (Максимович) (1896—1966), окормлявший русскую православную диаспору в Китае, на Филиппинах, в Западной Европе и в Америке, недавно канонизированный за границей и последнее время все более почитаемый и на родине — в России3. Архиепископ Иоанн глубоко осознавал тот факт, что разделение церквей XI столетия и все последовавшие после этого события не отменяют наличие исторической Неразделенной Церкви, чьи праведники должны почитаться современными православными независимо от локализации их деятельности и святых останков, ибо все они принадлежали к единой древней Православной Церкви. Каждый раз, приезжая на богослужение в тот или иной западный город, владыка Иоанн прежде всего искал крипты соборов, в которых должны были покоиться мощи местных святых4; в 1952 г. представил обстоятельнейший доклад «О почитании святых, просиявших на Западе» зарубежному Архиерейскому собору5, а 23 апреля 1953 г. издал специальный указ «О почитании древних святых Запада», в котором священнослужители русской западноевропейской диаспоры призывались «поминать на богослужениях — на литиях и других молитвах — угодников Божиих, являющихся покровителями того места или страны, где происходит служба и особенно чтимых, также на отпусте»6. Владыке Иоанну пришлось столкнуться с сопротивлением синодальных «фундаменталистов», которые, умудрялись ему возражать в том духе, что некоторые, притом особо почитаемые им древние западные миссионеры были, оказывается, «орудием в руках Римского престола для утверждения его владычества и проводниками тех идей, которые привели к отделению Рима»7 (видимо, по их логике, эти угодники Божий должны были, во-первых, не подчиняться своему первоиерарху и священноначалию и становиться раскольниками и, во-вторых, догадываться вперед за несколько столетий о том, что в 1053 г. кардинал Гумберт в авторитарной форме потребует подчинения от Патриарха Михаила Керулария, и срочно переправляться с севера Европы в Константинополь!). Нет у нас сведений и о том, что после представлений владыки Иоанна рекомендованные им западные святые были включены в православный календарь. Дело, начатое им, имело продолжение, вероятно, лишь у некоторых его последователей8, но оно исключительно важно в современную эпоху нарастания разделений православных юрисдикции (отметим только, что в настоящее время в одной Северной Америке число православных юрисдикции уже перевалило за полусотню), когда первостепенной задачей является интеграция самого Православия, без которой говорить о единой православной позиции в диалоге с инославным христианством не представляется возможным.

Владыка Иоанн не признавал эффективность «внешних» классификационных схем, когда речь идет о святости. Поэтому предложенное им деление западных святых неразделенной Церкви на мучеников, преподобных и святителей, осознавалось им не более чем условное. В самом деле, среди первых западных мучеников он в названном докладе выделил прежде всего святителя Пофина, епископа Лионского (+177), а также святителя Сатурнина, епископа Тулузского (сер. III в.), а к преподобным подвижникам был весьма близок святитель Герман Парижский (+57б). Это вполне объяснимо: духовный статус епископов в древней Церкви был настолько высок, что ими нередко избирались выдающиеся подвижники, и многие из тех и других доказывали свою верность Христу мученической смертью. Но среди «западно-восточных параллелей», которые предложил в своем докладе владыка Иоанн с целью приближения западных святых к сознанию живших на Западе православных, нельзя не выделить его замечания относительно того, что бабка святого Клодульда (Клода) (+560) святая Клотильда, королева Франции (+545), воспитавшая своего внука в христианской вере и обратившая в нее и своего супруга, знаменитого франкского короля-воителя Хлодвига, «для Франции <…> имеет то же значение, что для Руси святая Ольга и для Чехии святая Людмила, для Римской империи святая Елена»9. Иными словами, владыка Иоанн выделяет целую группу западных равноапостольных жен царского достоинства, подвиг которых находит точные параллели в Восточной Церкви; достаточно сопоставить влияние святой Клотильды на святого Клода и святой Ольги на святого Владимира. Уточнение состава равноапостольных угодников Божиих отчасти проблематично потому, что основное содержание их подвига — миссионерская деятельность — свойственна в значительной мере всем святым, которые старались подражать Апостолам в ревности о Господе. Именно поэтому в наших богослужебных книгах этот чин святых не выделяется среди других (таких, как апостолы, святители, преподобные и Христа ради юродивые, священномученики, преподобномученики, исповедники, безмездники), которым полагаются соответствующие службы. Однако Минея Русской Православной Церкви включает имена 22 святых, которым присвоен почетный титул равноапостольных, а также троих просветителей отдельных земель. Критерии, по которым равноапостольные, начиная со святой Марии Магдалины (пам. 22 июля) и завершая Николаем, архиепископом Японским (+1912, пам. 3 февраля), могут быть отличены от других святых миссионеров, равно как и те, которые отделяют просветителей, не совсем ясны и нуждаются в специальном церковно-историческом изыскании. Если же постараться выяснить, как равноапостольные угодники Божий рассматриваются современным церковным литургическим сознанием, то исходя из богослужебных текстов (16 равноапостольных святых имеют свои службы), можно различить несколько «литургических групп». Сопоставление литургических текстов, читаемых в дни их памяти (прокимен, стих, Апостол, аллилулиарий, Евангелие, причастен, а в некоторых случаях и паремии) позволило нам прийти к выводу, что Церковь различает по крайней мере четыре таких группы:

  1. равноапостольные жены; службы святым Фекле (I в.) и Марии Магдалине содержат общий прокимен, стих и аллилуарий; равно как и службы святым Нине и Ольге;
  2. равноапостольные святители; службы святителям Аверкию Иерапольскому (+167) и Николаю Японскому содержат совершенно идентичные элементы; четыре общих элемента в службах святителям Аверкию, Клименту Охридскому (+916) и Николаю; три — в службах святым Аверкию, Клименту, Иннокентию, апостолу Сибири и Америки (+1879), и тому же Николаю Японскому;
  3. равноапостольные преподобные; три общих элемента содержат службы преподобному Науму, чудотворцу Охридскому (IX в.), и Герману Аляскинскому (+1837); литургически объединен весь «собор» седмочисленных болгарских просветителей, в который входят, правда, помимо пяти не-иерархов — святые Кирилл Философ (+869), Наум, Савва, Горазд и Ангеляр (IX-X вв.) — также святители Мефодий (+885) и Климент; в целом службы  этим  равноапостольным достаточно  близки  службам святителей;
  4. равноапостольные цари; идентичны службы святым Борису Болгарскому (+907) и Константину (+337) и Елене (+327); служба святому Владимиру (+1015) в трех пунктах сближается со службой святому Борису, в четырех — святым Константину и Елене.

Древних западных святых, на почитании которых настаивал владыка Иоанн, можно соотнести по крайней мере с тремя из этих групп. Упомянутая святая Клотильда явно принадлежит к равноапостольным женам; преподобный Августин, просветитель Англии, пришедший из Ирландии святой Колумба10, просветитель Шотландии, а также его последователи святые Фридолин и Галл, распространители христианства в Галлии и Северной Италии — к равноапостольным преподобным; ко второй группе равноапостольных — святителей — принадлежали, помимо прочих, святитель Патрик Ирландский11 и святитель Ансгарий, епископ Гамбургский и Бременский, которому владыка Иоанн уделил специальное внимание в своем докладе и которого он как раз и защищал от обвинений в «проватиканской» политике (см. выше), настаивая на его православном почитании12

Материал любезно предоставлен редакцией сайтаwww.sweden.orthodoxy.ru